taiyou-kai
TaiyouKai
太陽海
06.2024
Нихон, Ниппон или Ямато?
Ирина Бокарева-Хига
14.06.2024
Добро пожаловать на страницу независимого медиа-альянса публичного лектория Lectorium Oriens в Токио и туристических компаний в Японии! Если вы с нами, значит вам небезразлична Япония, вас интересует культура и быт этой уникальной страны, вы бы хотели из первых рук узнать все про её богатую историю, традиционные искусства, современную технологию, изысканную кухню и загадочные обычаи. Но сначала давайте поговорим про название, а точнее названия (во множественном числе) этой удивительной страны.
Японцы называют свою страну “НИХОН” или “НИППОН”, и на письме это выглядит так:
Первый иероглиф - 日 (чтение: НИ, значение: СОЛНЦЕ).
Второй иероглиф - 本 (чтение: ХОН, значение: ОСНОВАНИЕ, ИСТОЧНИК).
Складываем смысл и получаем - "источник солнца" или "земля восходящего солнца", что отражает географическое расположение страны на востоке, где восходит солнце.
А почему, спросите вы, японцы иногда говорят “НИППОН”, а не “НИХОН”, если записывается это слово одними и теми же иероглифами? - Это фонетическое различие связано с контекстом употребления.
Официальное название "НИППОН" чаще используется в официальных и торжественных контекстах, таких как на государственных монетах, марках, в названиях государственных организаций и на международных спортивных мероприятиях (например, на Олимпийских играх команда часто называется "Team Nippon"). Это подчеркивает суверенитет и историческое наследие страны.
Повседневное использование "НИХОН" более распространено в повседневной речи и менее формальных контекстах.
Например, жители Японии могут чаще использовать "Нихон" в обычных разговорах и СМИ.
Не стоит забывать об исторических и культурных ассоциациях, а также региональных и личных предпочтениях. Если "НИХОН" звучит более нейтрально и современно, то "НИППОН" имеет долгую историю использования и глубоко укоренилось в японской культуре. Это название использовалось на протяжении веков и связано с традициями и идентичностью японцев. "НИППОН" отличает японское самоназвание от иностранных наименований, таких как "JAPAN" на английском языке. Это помогает сохранить уникальность и аутентичность японского языка и культуры. Также в зависимости от региона и личных предпочтений, некоторые японцы могут предпочитать одно произношение другому, хотя оба являются правильными и взаимозаменяемыми.
Есть также и другие исторические и культурные названия, которые использовались в различные эпохи и разными народами.
Эти названия отражают всевозможные аспекты истории, культуры и мифологии Японии, подчеркивая ее богатое и разнообразное наследие.
大和 (ЯМАТО) – древнее название Японии, использовавшееся в период Ямато (4-7 века н.э.). Оно относится к периоду, когда власть была сосредоточена в регионе Ямато.
倭 (ВА или ЯМАТАЙ) – это раннее китайское название для Японии, которое использовалось в древних китайских текстах, таких как "Хоу Хань Шу" ("Книга Поздней Хань") и "Саньго Чжи" ("Записи о Трёх царствах").
日の本 (ХИНОМОТО) – это поэтическое название Японии, означающее "источник солнца". Оно также относится к традиционному японскому восприятию своей страны как "земли восходящего солнца". Это название широко используется как в древнейших литературных произведениях Кодзики (“Записи о делах древности”), Нихон Сёки (“Хроники Японии”), Манъёсю (“Собрание мириад листьев”), так и в современных манга.
秋津島 (АКИЦУСИМА) – поэтическое название, означающее "Остров стрекозы". Это название встречается в древних японских мифах и легендах. Согласно одной из легенд, император Дзимму, первый император Японии, восхвалял свою страну, сравнивая ее с формой стрекозы, увиденной им с высоты птичьего полета. Это образное сравнение закрепилось и стало символическим названием страны. В японской мифологии и культуре стрекоза символизирует мужество и победу, а также плодородие и успешное земледелие.
扶桑 (ФУСО) – мифическое название, которое иногда используется для обозначения Японии. Оно связано с легендарным деревом Фусо, находящимся на востоке, где восходит солнце. В китайской мифологии дерево часто связывают с легендами о десяти солнцах, которые поочередно нисходят с его ветвей. Фусо символизирует восход солнца и начало нового дня. Оно также ассоциируется с идеями возрождения и жизненной силы.
Теперь давайте поговорим о переводе названия “НИППОН” на другие языки. Название "ЯПОНИЯ" пришло в русский язык через европейские языки, прежде всего через латинский "IAPONIA" (читается как ЙАПОНИЯ) и португальский "JAPÃO" (читается как ЖАПАУН). Европейские исследователи и торговцы, начиная с Марко Поло, называли страну "ZIPANGU" или "JIPANGU" (читается как СИПАНГУ или ЗИПАНГУ), что было транслитерацией китайского "ЦИ-ФАНЬ-ГУО", означающего "страна золота". Это название распространилось по Европе и стало основой для названий страны в различных европейских языках, включая "JAPAN" в английском (читается как ДЖАПАН) и "JAPON" во французском (читается как ЖАПОН). Русские исследователи и торговцы переняли это название, когда европейские географические и этнографические знания стали распространяться в России.
При адаптации названия страны к звуковым системам различных языков произошли изменения в произношении и написании.
В результате "НИППОН" в европейских языках стали "JAPAN" и аналогичными формами, а затем в русском языке превратились в "ЯПОНИЮ".
И в завершении, хочу сказать, что несмотря на различные названия и их происхождение, все они отражают богатую историю и культуру Японии. Каждое имя несет в себе уникальный смысл и символику, подчеркивающую многогранность этой удивительной страны. Изучая язык и культуру Японии, мы не только расширяем свои знания, но и открываем для себя новые горизонты, становимся ближе к пониманию японского менталитета и мировоззрения. Присоединяйтесь к нам, чтобы продолжить это увлекательное путешествие в сердце страны восходящего солнца!
Был бы пруд
Анна Семида
18.06.2024
На моем последнем курсе, где мы читали и переводили стихи Масаока Сики (1867-1902), я выбрала одно хайку, которое заставило всех нас задуматься над вопросом: а можно ли шутить или иронизировать над классиками?
На куст банана
С почтением смотрю —
Ведь там лягушка!
仰き見る
芭せをの上に
蛙かな
В этом хайку есть игровой момент: дерево банана по-японски звучит «Басё», точно также как и творческий псевдонимом великого поэта, поскольку он взял себе поэтическое имя от названия этого растения. Выбор псевдонима дело важное и много говорит о самом человеке.
Басё не то чтобы выбрал имя, оно само к нему приклеилось. Ученики подарили ему куст банана, он посадил его у своего дома, а потом уже про него стали говорить «человек из дома, где растет банан».
Надо еще помнить, что японский банан — растение своеобразное. Оно не цветет красивыми цветами и не дает вкусных плодов.
То не может ни усладить взора и ни дать гастрономических радостей. Такое растение идеально подходило Басё, ведь он считал, что поэзия не может служить никакой утилитарной функции. Поэзию любят не за красоту и не за пользу. Это идеальная форма философствования и познания жизни и самого себя.
Это хайку можно интерпретировать разными способами, но мне, наверное, ближе всего такое почтение: если я встречаю лягушку, которая сидит на ветке бананового куста, то не могу не видеть в ней «ту самую лягушку Басё», которая прыгает в старый пруд.
Я думаю, что Сики одновременно подтрунивает и над Басё, и над всей ситуацией, и над самим собой. Басё создал клише и нам уже невозможно это развидеть. В то же время он смотрит с благоговением, снизу вверх, так как достичь высоты Басё и его лягушки невозможно.
Впрочем, сама традиция подтрунивать над Басё и его лягушкой существовала и до Сики. Вот, например, рисунки и стихи другого великого насмешника Сэнгая Гибона (1750-1837).
Первое хайку почти полностью повторяет трёхстишие Басё: в нем отличается только вторая строчка, где вместо лягушки в пруд прыгает сам Басё:
Старый пруд!
От прыжка Басё
Зазвучала вода
古池や
芭蕉飛び込む
水の音
С одной стороны может показаться, что он издевается над классиком,
а с другой ведь это чистая правда. Хайку Басё про пруд — пожалуй,
главное хайку японской литературы, и каждый раз, когда я лично слышу,
как лягушка прыгает в пруд (вот буквально на прошлой неделе), то для меня это,
несомненно, прыжок самого мастера.
Но, пожалуй, еще лучше звучит второе хайку Гибона:
Будет пруд
Уж я нырну: и пусть
Басё услышит!
池あらば
飛で芭蕉に
聞かせたい
Я прекрасно понимаю чувства Гибона: сама хочу нырнуть в каждый старый пруд,
который встречается на моем пути.
Вот что с нами, любителями японский поэзии, сделал Басё.
НА ФОТО: Живописные работы тушью Сэнгая Гибона с хайку про Басё.
Спасибо большое искусствоведу-японисту Лизе Ванеян за фотографии
из каталога музея Идэмицу. Теперь можно разглядеть смешные лица лягушек Басё как следует.
Материал использован с разрешения автора канала Haiku Daily.
Токийская ностальгия
Роман Малышев
26.06.2024
Когда Москва еще крепко спала под плотным серебристым снежным одеялом, выпуская из ноздрей струи густого пара в промерзшее небо, далеко на Востоке из молочной дымки показалась белая шапка вечной горы Фудзи. На календаре было первое марта. Я снова в Токио, и в этот прекрасный погожий день сложно было придумать лучшее занятие, чем прогулка по привычным местам студенческой поры.
Бескрайний комплекс Императорского дворца, гигантские стеклянные здания крупнейших японских компаний, словно собранные из мириад частиц детского конструктора, дорожные развязки, извивающиеся как ветви красной японской сосны, бесшумно плывущие по ним автомобили, шорох мелкой гальки под ногами… В небольшом садике в гордом одиночестве стоит памятник Кусуноки Масасигэ — политическому деятелю и полководцу, отдавшему жизнь за Императора в борьбе с сегунатом Камакура. Кажется, что его боевой конь вот-вот сорвется с места и пустится вскачь на врага, — настолько динамичны его линии.
Фото: Роман Малышев
Караульные на мосту Нидзюбаси и пара полицейских на подходе к нему стерегут покой Его Величества. Никому не дозволено вторгаться в жизнь императорского двора, а чтобы чей-нибудь любопытный глаз все-таки не вздумал проникнуть в ее таинства, воспользовавшись высотой близлежащих зданий, они специально отнесены от границ территории дворца на большое расстояние. В ранний час здесь практически никого нет, только маленькая группа сонных китайцев. Делаю пару снимков, чуть ли не с той же точки, откуда впервые разглядывал этот городской ландшафт семь лет назад через видоискатель фотоаппарата. И вроде все то же, но видится как-то иначе, и иные получаются кадры. Занятно.
Солнечные лучи, пока еще не уверенные, слегка подогревают воздух, и в нем ощущается едва уловимый особый запах — запах японской весны. Познав его раз, больше ни с чем не перепутаешь. Так пахнет только здесь, только в эту пору. На лицах многих прохожих, спешащих по делам во все концы необъятного мегаполиса, санитарные маски. Как предположил мой уважаемый спутник — ветеран дипломатической службы, — причиной тому плохая экология. Отнюдь, по моим ощущениям, в Токио прекрасный воздух, несмотря на обилие машин и плотную застройку. На контрасте с Санкт-Петербургом и Москвой дышится в японской столице необычайно легко, особенно осенью и весной, и воздух, как говорят сами японцы, по-настоящему «вкусный». Один японский клерк, которого мне случилось обучать основам русского языка, рассказывал, что этот непередаваемый «вкус» привносит ничто иное, как мельчайшие частички пыли. Ласковые ветры Азиатского континента несут ее сюда из глубин китайских пустынь, преодолевая Японское море и горные хребты острова Хонсю. Не знаю, правда ли это, но романтический образ навсегда сохранился в памяти. Кстати, маски по весне японцы надевают из-за повальной аллергии, вызванной интенсивным цветением растений.
Фото: Роман Малышев
Учтивый водитель автобуса одет в белоснежную, аккуратно выглаженную рубашку. На шее — изящно, без изысков, — повязан обычный черный галстук. На руках — безупречно белые перчатки. Лицо доброе, но не выражает каких-либо эмоций. Этакая кукла, недавно извлеченная из упаковки. Впрочем, большинство иностранных путешественников, добирающихся до берегов страны Ямато, отмечают, что черта эта свойственна чуть ли не всем ее жителям и относится к числу загадок их национального характера.
Плавно покачиваясь, автобус с эксцентричной окраской и соответствующим ей названием «Оранжевый пудель» везет нас по центральным улицам. За окном проскальзывают вывески магазинов, закусочных и кафе, офисных центров. В названиях кофеен зачастую используются французские слова: эстеты-японцы любят утонченное и изящное. Изредка появляется небольшой буддийский храм или синтоистское святилище. По обе стороны только и видно, что непрерывные стены высоток и утилитарных домов непонятного назначения. Где-то орудуют строительные краны, заполняя освободившиеся места новыми конструкциями.
Тут не поймешь: не то ты разглядываешь город, не то он вкрадчиво смотрит на тебя тысячами стеклянных глаз, словно изучая, как ребенок, поймавший неизвестную букашку.
Фото: Роман Малышев
Поднимаемся на Токийскую телебашню. В лифте закладывает уши. Вроде бы все привычно. Вроде и бывал тут уже не раз, но спустя годы никак не могу избавиться от ощущения заезжего гайдзина, для которого все в диковинку, куда ни посмотри. Поклон, благодарность, снова поклон, снова благодарность, затем исполненное вежливости предупреждение: «Пожалуйста, смотрите под ноги, будьте осторожнее, чтобы не упасть». Реплики, мимика, движения — все отточено, стандартизировано. Но ничего кроме регламента за этим не стоит, об искренности можно и не мечтать. Это отчасти расстраивает, но в то же время и восхищает. Невольно думаешь, что для достижения такого результата обслуживающий персонал не один год муштровали в специальном лагере.
Вот мы на смотровой площадке. Во все концы простирается город. Тут и там в небо устремляются небоскребы, то поодиночке то маленькими группами, образуя своего рода островки в море однотипных зданий. Местами взгляд различает мазки зеленого и бурого цвета — это деревья. Большие белые иероглифы внизу на асфальте призывают автомобилистов сбросить скорость или остановиться. В прозрачном воздухе видно, как море человеческих судеб разбивается о высокие горы на западе.
Нам везет: сегодня и тут мало народа. У учащихся средней школы экскурсия. Они ходят из стороны в сторону, обсуждают между собой что-то. В таких местах очень интересно рассматривать детали, мелочи, которые, на первый взгляд, не имеют никакого значения. Это похоже на поиск сокровищ в старой книжной лавке, где отсутствует всякая система и упорядоченность. Так и в этот раз — глаза неустанно бегали по нагромождению домов и улиц и внезапно остановились на крохотной фигуре неизвестного человека. С высоты он казался размером не больше муравья, но движения его читались отчетливо. Он стоял на маленьком пятачке, примыкающем к стене дома, возле пересечения двух узких автомобильных дорог, и отрабатывал технику владения мечом. Скорее всего, меч был деревянный, тренировочный. Его движения были подчеркнуто медленными и сопровождались выраженными паузами между ними. Вокруг царили тишина и умиротворение: прохожих не было, лишь изредка где-нибудь поблизости проскакивало такси или мини-фургон. Наверное, именно этим был обусловлен его выбор этого скромного уголка большого города. Наверное, он уже не один год повторяет тут свой необычный ритуал.
Идем по стоянке мимо ряда автобусов. Каждый из них имеет свою окраску, рисунок, надписи, свои характерные линии корпуса. Кажется даже, будто все до единого они обладают индивидуальностью. Наш дальнейший путь лежит к рынку Цукидзи, что в портовом районе Токио. «Этот рынок известен своими рыбами, их привозят туда со всей Японии», — с забавным акцентом по-русски рассказывает японка-гид средних лет.
Фото: Роман Малышев
Как и следовало ожидать, ближе к полудню первый цикл рыбных торгов уже закончился. Лавки опустели, продавцы в легких комбинезонах и резиновых сапогах, блестящих от воды, подсчитывали выручку. Однако бурлящее движение никуда не ушло.
По проездам сновали тачки с пенопластовыми коробками, в проходах между рядами работники рынка смывали водой из шлангов кровь, чешую и всякую грязь в канализацию, чистили большие острые ножи. Кто-то разговаривал по мобильному телефону.
Из-за обилия льда и холодной воды вокруг стало зябко. Запахи рыбы и моря кружили голову.
Я был здесь шесть лет назад, это был мой первый визит в Японию. Хорошо помню, какое впечатление тогда на меня произвели огромные туши тунцов и их отдельные куски, цветом и фактурой напоминавшие мякоть арбуза, невероятных размеров глубоководные крабы, моллюски и прочие обитатели моря. В считанные часы им суждено было разъехаться в разных направлениях по ресторанам, закусочным и магазинам и в тот же день найти последнее пристанище в желудках тысяч японцев.
Помимо морепродуктов на рынке Цукидзи можно также приобрести первоклассные японские ножи и множество других приспособлений для кулинарных экзерсисов. После этого не грех и перекусить в одной из многочисленных сусечных, разбросанных по территории рынка и за его пределами. Так мы и сделали.
Японцы не были бы японцами, если бы не продумали заранее, куда именно мы пойдем обедать. Нас привели в уютную едальню, спрятанную в неприметных закоулках чуть ли не сразу за воротами рынка, через дорогу. Теплый свет ламп и обилие дерева в интерьере радовали глаз. Трое суси-мастеров выкрикнули обычное приветствие: «Добро пожаловать!». Звуки были намеренно растянуты, как подобает в заведениях такого рода. Молодая официантка в традиционном наряде и с прической а-ля конский хвост приняла заказ и удалилась. Помимо нас тут были еще двое мужчин, небольшая семья и молодой парень англосаксонской внешности. То ли уже разделавшись с едой, то ли еще только ожидая, когда ее подадут, он внимательно изучал путеводитель по Японии.
После пусть и непродолжительного нахождения на прохладном рынке чашка горячего зеленого чая приятно согревает ладони.
В ожидании заказа обсуждаем истоки трепетной любви азиатов и японцев в частности к гастрономии. Мой ранее упомянутый уважаемый спутник охотно делился воспоминаниями и впечатлениями о тонкостях бирманской и корейской кулинарной жизни, накопленными за годы службы на Востоке.
Фото: Роман Малышев
Высокая оперативность суси-мастеров вкупе с малочисленностью посетителей в будний полдень сделали свое дело — лакомство не заставило себя долго ждать. Тунец, морской окунь, семга, желтохвостик, копченый морской угорь, кальмар, осьминог, морской гребешок, красная икра и много чего другого разноцветной мозаикой было выложено в специальных круглых блюдах с высокими краями. Добротная горка маринованного имбиря стояла особняком. Кстати, о горках. Как говорят, круче гор могут быть только горы. По аналогии могу с полной уверенностью сказать, что вкуснее свежайшей рыбы может быть только свежайшая рыба.
Вопреки расхожему мнению, суси — вовсе не повседневная еда в Японии. Исключение составляют лишь тэмаки-дзуси (известные у нас под английским термином «роллы»), каждая мало-мальски толковая хозяйка в состоянии накрутить их самостоятельно.
В свою очередь, трушные суси, они же нигири-суси (ломтик рыбы, моллюска или омлета, уложенный на рисовый комок), требуют специального навыка не только непосредственно в приготовлении, но и в нарезании материала. Это особая, консервативная профессия, она предполагает наличие высокого мастерства. Стоит также отметить, что за все время странствий по Японии мне ни разу не доводилось видеть за этим занятием женщин, везде только мужчины. Говорят, что одна из причин тому в природной разнице температуры тела. У мужчин она якобы на градус-полтора ниже, что способствует минимизации внешнего воздействия на продукт. Правда это или нет, но факт остается фактом: суси-мастер в Японии — сугубо мужской промысел.
Отведать сусей — это целое мероприятие: необходимо найти место, зарезервировать столик, согласовать день и время с компаньонами, наконец. На крайний случай можно, конечно, выбрать и что-нибудь попроще. Заскочить, например, в кайтэн-дзуси — особый вид сусечных, где порции из одной-двух нигири ездят по поточной ленте, как на конвейере, — и что нравится можно брать самому. Не совсем то, но тоже вкусно.
Сполна насладившись утонченным вкусом даров моря, мы двинулись дальше в путь. На очереди Асакуса, один из немногих островков старого Эдо (прежнее название Токио), сохранившихся вопреки многочисленным пожарам и американским бомбардировкам времен Второй мировой войны. Здесь все еще ощущается дыхание старины, и именно эта черта особенно привлекает.
На Т-образном перекрестке возле «Грозовых ворот» (Каминари-мон) постоянно околачиваются крепкие молодые парни, подрабатывающие рикшами. Они приглашают совершить экзотическую прогулку по старым кварталам. Тут же по углам сидят в беспамятстве пожилые пропойцы, под ногами то и дело путаются школьники, повсюду множество туристов: из Китая, Южной Кореи, США, России и других стран. Много и японских туристов, приехавших из далеких областей посмотреть столицу.
Эта шумная река уходит через ворота вдаль, к самому храму Сэнсодзи, где и растворяется в окружающих улочках, пахнущих благовониями, сакэ, рисом-карри и канализацией. Тут и там встречаешь пристальный, но добродушный взгляд будд и бодхисаттв.
Фото: Роман Малышев
Центральный торговый ряд, идущий от ворот к храму, где традиционно сосредотачивается основная часть посетителей, изобилует всевозможными сувенирными лавками. Тут можно приобрести все: от магнитов до традиционных париков и имитаций самурайских мечей. Правда, в погоне за чем-то «по-настоящему японским» никогда не помешает лишний раз изучить понравившуюся вещь, чтобы убедиться, что она сделана именно в Японии, а не в Китае или еще где. Увы, глобализация диктует свои правила.
Когда выныриваешь из толчеи и отходишь немного в сторону, на соседние улицы, оказываешься словно в другом измерении. Туристов и людей вообще становится гораздо меньше, а по мере углубления в эти дебри они и вовсе практически не встречаются. Если повезет, в лабиринтах Асакуса можно наткнуться на прелюбопытные магазинчики, где на продажу выставлены старые доспехи для кэндо, потертые временем свитки с каллиграфическими надписями и изображениями животного мира, мифические существа кома-ину, выполненные из керамики в стиле кутани, разнообразные буддийские четки и прочие ритуальные аксессуары, гравюры, воспевающие красоту горы Фудзи в разные сезоны, и многое другое, на что интересно просто посмотреть, как в музее.
На входе висит колокольчик, оповещающий хозяина о появлении посетителя. Он здоровается исключительно по-японски, хотя уверен, что ни один иностранец никогда не сможет овладеть его сложным родным языком, чтобы понять простейшее «здравствуйте». Тем не менее, здороваться надо. Так принято.
Над невысокими домами, видавшими в своей жизни многое, в небо выстреливает другая телебашня — Tokyo Sky Tree. Она превышает своего предшественника почти вдвое (634 м) и выглядит более технологично и современно. Как сказала японка-гид, большому городу стало мало одной башни. К тому же появились новые технологии и стандарты передачи сигнала, поэтому построили еще одну. Любопытно, что башня была завершена менее чем за четыре года — ровно столько я не был в Токио.
Когда покидал его в 2008 году, работы еще даже не начинались.
Здесь и завершился наш осмотр достопримечательностей. Снимки сделаны, подарки куплены, можно возвращаться в отель. Приближался вечер, темнело. В небе сгущались тучи, и вскоре по подоконникам забарабанил первый весенний дождь. На улицы высыпали черно-белые служащие. Вода с неба полилась так интенсивно, что те, кто не удосужился взять с собой зонт, быстрым шагом двигались в сторону ближайшей станции метро, стремясь скорее укрыться в сухом подземелье.
Владелец маленькой лавки по продаже луков и стрел уже готовился к закрытию. Возле входа в тихую забегаловку одиноко стояла девушка в прозрачном дождевике. В руках у нее было ламинированное меню — специально для завлечения прохожих. Но в этот час мало кто показывался на пустынной улице, а если кто-нибудь и проходил, то назойливый холодный дождь не особо располагал к наслаждению изысканным вкусом ломтиков сырой конины, о которых кричала внешняя вывеска.
Так завершилось первое марта, начавшись с солнечного света и теплого ветра. За окном гостиничного номера в синеве ночи неспешно гасли и снова загорались красные габаритные огни высотных зданий, как будто компания великанов собралась покурить. Вдали виднелась протыкающая нависшие тучи старая телебашня. Город готовился отойти ко сну, а мне надо было собирать чемодан. Завтра улетать.